— У тебя есть братья или сестры? — спрашивает Эдит.
Я делаю глоток напитка «Севен-ап», который купил за три доллара.
— Нет, — отвечаю. — Я единственный ребенок в семье.
— Хватит уже! — вскрикивает предприниматель, и на одну ужасную секунду мне кажется, что сейчас он расскажет всю правду обо мне. Но он поворачивается в кресле и обращается к матери ребенка: — Ради всего святого…
— Пол, — продолжает Эдит, — что ты хочешь изучать в Стэнфорде?
Мне пятнадцать. Я понятия не имею, чем хочу заниматься. У меня единственное желание — исправить то, что я натворил.
Вместо ответа я киваю на ее кроссворд.
— Кито, — говорю я, — сорок два по вертикали.
Она вдохновенно читает следующие вопросы вслух, а я думаю о том, как она обрадуется, если мы разгадаем весь кроссворд. Она сойдет с трапа и расскажет своему зятю — или кто там будет ее встречать — о приятном молодом человеке, с которым познакомилась в самолете. О том, как я ей помог. Мои родители могут мною гордиться.
Мой брат не так умен, как я.
Говорю это не из вредности, а просто констатирую факт. Например, чтобы хорошо написать контрольную, ему необходимо выучить все слова из словаря, я же могу один раз взглянуть на страницу и потом с легкостью восстановить их по памяти. Он уходит из комнаты, если начинают обсуждать взрослые вещи, например новости, я же придвигаю стул и присоединяюсь к общему разговору. Он не заботится о том, чтобы накапливать информацию, как белка, делающая запасы орехов на зиму, — Тео интересует только то, что можно использовать в реальной жизни прямо сейчас.
Однако интуиция у меня развита хуже, чем у брата. Именно поэтому, когда накопленная информация льется из меня потоком — например, как Стив Джобс и Стив Возняк 1 апреля 1976 года представили компьютер «Эппл» первого поколения, — и мой собеседник начинает с остекленевшим взглядом искать предлог, чтобы уйти, я буду продолжать говорить, хотя Тео тут же поймет намек и заткнется.
Быть детективом — значит, обладать развитой интуицией. Тем не менее быть хорошим криминалистом означает быть предельно скрупулезным и умным. Именно поэтому, когда мама застыла неподвижно, обнаружив исчезновение Тео, а Оливер не придумал ничего глупее, чем похлопать ее по плечу, я иду в спальню Тео и влезаю в его компьютер.
В компьютерах я дока. Однажды я разобрал ноутбук школьного психолога, а потом собрал заново: материнскую плату и все остальное. Даже во сне я смог бы задать конфигурацию беспроводной сети. Именно поэтому я и люблю компьютеры: когда общаешься с человеком в сети, не нужно читать выражение его лица или следить за интонациями. Имеешь то, что видишь. А это означает, что мне не приходится сильно напрягаться, когда я общаюсь. Существуют чаты и форумы для таких аутистов, как я, но там я редкий гость. Одно из правил нашей семьи: не заходить на веб-сайты, благонадежность которых не проверила мама. Когда я спросил «почему?», она усадила меня рядом с собой и мы вместе посмотрели телепередачу о сексуальных извращенцах. Я попытался ей объяснить, что веб-сайты, где я хотел бы общаться, совершенно другое дело: это всего лишь группа таких, как я, людей, пытающихся общаться без наносной шелухи, которая является составной частью встреч тет-а-тет. Мама не вняла моим доводам. «Я не знаю, что это за люди, Джейкоб», — возразила она. На поверку, знал я. Не понимал я людей, живущих в реальном мире.
Несколько кликов, чтобы порыться в его компьютере — хотя Тео кажется, что он все удалил, в компьютере всегда остаются следы — и узнать, где он в последний раз бродил в Интернете. Obritz.com, рейс до Сан-Хосе.
Я приношу вниз распечатку с веб-страницы со сведениями о билете, и Оливер пытается убедить маму сообщить в полицию.
— Не могу, — говорит она. — Полиция не станет мне помогать.
— Полиция не вправе отказывать в помощи.
— Мама… — вклиниваюсь я.
— Джейкоб, не сейчас, — одергивает меня Оливер.
— Но…
Мама бросает на меня взгляд и начинает плакать. Я вижу, как слезинка скользит по ее щеке, «рисуя» букву S.
— Я хочу с тобой поговорить, — настаиваю я.
— Я беру трубку и звоню в 911, — говорит Оливер.
— Я знаю, где Тео, — сообщаю я.
Мама недоуменно моргает.
— Знаешь?
— Это было в его компьютере. — Я передаю им распечатанный лист.
— Бог мой! — прижимает мама ладони ко рту. — Он направляется к Генри!
— Кто такой Генри? — спрашивает Оливер.
— Мой отец, — отвечаю я. — Он нас бросил.
Оливер отступает назад и потирает подбородок.
— В Чикаго он делает пересадку, — добавляю я. — Через пятнадцать минут вылет его самолета.
— Ты не сможешь снять его с самолета, — говорит Оливер. — А Генри знает? О Джейкобе?
— Разумеется, знает. Каждый год на день рождения и на Рождество он присылает мне чеки.
— Я имел в виду, знает ли Генри, что Джейкоба обвиняют в убийстве?
Мама опускает глаза на подушки дивана.
— Не знаю. Может быть, прочел в газетах, но я ему ничего не говорила, — признается она. — Не знала, как сообщить.
Оливер протягивает ей телефон.
— Настало время найти слова, — говорит он.
Мне не нравится мысль о Тео в самолете — не люблю самолеты. Понимаю закон Бернулли, но, ради всего святого, неважно, какие физические силы оказывают давление на крылья, чтобы поднять самолет, эта махина весит несколько тысяч тонн. Как ни крути, а она должна падать с неба.
Мама берет телефон и начинает набирать длинный междугородный номер. Похоже на мелодию какого-то игрового шоу, но не могу вспомнить какого.