Последнее правило - Страница 148

148

Много лет я отказывалась делать скидку на синдром Аспергера, теперь же это единственный шанс Джейкоба.

И внезапно я бегу, как будто от этого зависит моя жизнь.

Начало третьего ночи, на двери пиццерии табличка «Закрыто», но светится крошечное окошко наверху. Я открываю дверь, ведущую на узкую лестницу, взбираюсь по ступенькам к конторе адвоката и стучу.

Открывает Оливер, одетый в тренировочные брюки и старую футболку с вылинявшей картинкой, на которой человек с волосатыми медвежьими руками. «Поддержи вторую поправку» — гласит надпись. У Оливера красные глаза, на пальцах следы чернил.

— Эмма? — удивляется он. — Что-то случилось?

— Нет, — отвечаю я, протискиваясь мимо него.

На полу коробки из-под еды и пустая двухлитровая баклажка «Горной росы». Пес Тор спит, положив морду на зеленую пластмассовую бутылку.

— Нет, все в порядке. — Я поворачиваюсь к нему лицом и начинаю сбивчиво объяснять: — Сейчас два часа ночи. Я в пижаме. Я просто бежала сюда…

— Бежала?

— …моего сына посадят в тюрьму. Нет, Оливер, ничего не в порядке.

— Джейкоба оправдают.

— Оливер, — требую я, — скажи мне правду.

Он убирает стопку бумаг с дивана и тяжело присаживается.

— Ты знаешь, почему я не сплю в два часа ночи? Пытаюсь написать вступительную речь. Хочешь послушать начало? — Он поднимает лист бумаги, который держал в руке. — «Дамы и господа! Джейкоб Хант…»

Он замолкает.

— Что?

— Не знаю, — отвечает Оливер.

Он комкает лист, и я знаю, что сейчас он, как и я, думает о случившемся с Джейкобом припадке.

— Не знаю, черт возьми! «Джейкоб Хант выбрал себе адвоката, которому лучше было бы остаться кузнецом» — вот как. Не стоило мне соглашаться на твое предложение. Не стоило ехать в полицейский участок. Нужно было посоветовать тебе опытного адвоката, который криминальные дела щелкает как семечки, а не делать вид, что у такого новичка, как я, есть хотя бы полшанса выиграть это дело.

— Если ты таким образом пытаешься меня приободрить, то у тебя плохо получается, — говорю я.

— Я сказал тебе, что меня уже тошнит…

— Что ж, по крайней мере, честно. — Я сажусь рядом с ним на диван.

— Хочешь откровенно? — спрашивает Оливер. — Я понятия не имею, прислушаются ли присяжные к защите. Я боюсь. Боюсь проиграть. Боюсь, что судья сочтет меня мошенником.

— Я постоянно боюсь, — признаюсь я. — Все считают, что я мать, которая никогда не сдается. Что я оттащу Джейкоба от края пропасти сотню раз, если придется. Но иногда по утрам мне просто хочется натянуть на голову одеяло и остаться в постели.

— И мне частенько этого хочется, — говорит Оливер, и я прячу улыбку.

Мы сидим, откинувшись на спинку дивана. Голубоватый свет уличных фонарей превращает нас в привидения. Нас в этом мире больше нет, одна оболочка.

— Хочешь услышать по-настоящему печальное признание? — шепчу я. — Ты мой лучший друг.

— Ты права. Это действительно печально, — усмехается Оливер.

— Я не об этом.

— Мы продолжаем играть в «Откровенность»? — спрашивает он.

— А мы этим занимаемся?

Он протягивает руку и пропускает прядь моих волос между пальцами.

— Я считаю тебя настоящей красавицей, — говорит он. — И внешне, и душевно.

Он едва заметно подается вперед, делает вдох, закрывает глаза, а потом отпускает мои волосы, которые падают мне на щеку. Я чувствую это каждой клеточкой своего тела, как будто меня ударили.

Но я не отстраняюсь.

Я не хочу отстраняться.

— Я… я не знаю, что сказать, — бормочу я.

Глаза Оливера вспыхивают.

— «Из всех силков, расставленных в городах, расставленных по всему миру, она идет прямо в мои», — цитирует он.

Он не спешит, чтобы я понимала, что произойдет дальше. Он целует меня.

По решению суда я должна быть с Джейкобом. Я уже нарушила правила. Почему не нарушить еще одно?

Он прикусывает мою губу. Губы у него сладкие.

— Драже «Желе-бобы», — шепчет он мне на ухо. — Мой самый большой порок. После этого.

Я запускаю пальцы в его волосы. Они густые и золотистые, непокорные.

— Оливер… — выдыхаю я, когда он забирается мне под рубашку. Его пальцы пробегают по моим ребрам. — Я абсолютно уверена, что нельзя спать с клиентами.

— Ты не мой клиент, — отвечает он. — К Джейкобу я подобных чувств не питаю.

Он распахивает кардиган. Моя кожа пылает. Не помню, когда в последний раз ко мне относились как к священной музейной реликвии, которую разрешили потрогать.

Моя голова свесилась с дивана, мои лучшие намерения развеялись, когда его губы сомкнулись у меня на груди. Я поймала себя на том, что смотрю прямо в глаза Тору.

— Собака…

Оливер поднимает голову.

— Господи! — восклицает он, подскакивает, словно футбольный мяч, и одной рукой хватает Тора. — На твоей улице праздник!

Он открывает чулан, кладет на лежащую внутри подушку горку сахарных косточек, сажает туда Тора и закрывает дверь.

Он поворачивается ко мне. Я жду, затаив дыхание. Каким-то образом его футболка оказалась между подушек. У него широкие, сильные плечи, узкая талия, тело покрыто испариной. Он красив юношеской красотой, которую принимает как должное, даже не понимая, как ему повезло.

Я же, с другой стороны, лежу на жалком диване в тесной комнате с запертой в чулане ревнивой собакой, со всеми этими морщинками и веснушками и пятью лишними килограммами, от которых нужно избавиться…

— Не надо, — мягко просит Оливер, когда я пытаюсь прикрыться полами кардигана. Он садится на край дивана рядом со мной. — Иначе мне придется убить Тора.

148