— Вы полагаете, что это не проявление жестокости? — уточняет Хелен Шарп.
Даже если выехать прямо сейчас, мы уже на одиннадцать минут опоздаем к началу «Блюстителей порядка».
— Джейкоб чувствовал себя загнанным в угол, — оправдывается моя мама.
— Я не спрашиваю о чувствах Джейкоба. О них может знать только сам Джейкоб. Я спрашиваю: неужели вы будете отрицать, что швырнуть девушку на ящички и схватить за горло — это проявление агрессивного поведения?
— Эта, с позволения сказать, «жертва», — горячо восклицает мама, — та же очаровательная девочка, которая велела Джейкобу в знак их дружбы послать учителя подальше!
Одна из присяжных качает головой. Интересно, это из-за того, что сделала Мими, или из-за того, что сказала мама?
В одной пилотной серии «Блюстителей порядка», которая транслировалась «вживую», как шоу на Бродвее, статист уронил на ногу молоток и выругался нецензурной бранью — в результате канал был оштрафован. Ругательство «запикали», но еще некоторое время эта серия во всей красе демонстрировалась в Интернете.
Через тринадцать минут начинаются «Блюстители порядка».
Оливер легонько толкает меня локтем.
— Что с тобой происходит? Немедленно прекрати! Ты похож на сумасшедшего.
Я опускаю глаза. С силой бью ладонью по ноге — и даже не понимаю, что делаю. Теперь я еще больше сбит с толку. Я-то думал, что и должен напоминать сумасшедшего.
— Значит, эта девушка поступила подло по отношению к Джейкобу. Думаю, мы обе с этим согласны, не так ли?
— Да.
— Но это не отрицает того факта, что он проявил по отношению к ней агрессию.
— Он поступил справедливо, — отвечает мама.
— По вашим словам, миссис Хант, если молодая женщина скажет Джейкобу что-то обидное или не очень приятное, ему дается право ответить ей насилием?
Глаза мамы вспыхивают, как всегда, когда она очень, очень сильно разозлится.
— Не надо передергивать. Я утверждаю, что мой сын добрый и ранимый, он и мухи не обидит.
— Вы слышали показания свидетелей. Вы знаете, что Джейкоб повздорил с Джесс за два дня до ее смерти?
— Это совсем другое…
— Вы там присутствовали, миссис Хант?
— Нет.
Уже идет реклама после сериала «Закон и порядок», который демонстрируется перед «Блюстителями порядка». Сейчас пройдут четыре тридцатисекундных ролика и зазвучит музыка к сериалу. Я закрываю глаза и начинаю напевать себе под нос.
— Вы утверждали, что одно из проявлений заболевания Джейкоба — это то, что ему становится неуютно в незнакомых обстоятельствах и в присутствии чужих людей? Верно?
— Да.
— И он иногда замыкается в себе?
— Да, — отвечает мама.
— Что ему тяжело словами выразить собственные чувства?
— Да.
Сегодня показывают серию, где ребенок падает в колодец. Когда Риана спускается, чтобы спасти мальчика, она включает фонарик и обнаруживает человеческий скелет, весь в жемчугах и бриллиантах, но кости принадлежат мужчине. Это наследница, которая исчезла еще в шестидесятых. В конце концов вы узнаете, что она на самом деле мужчина…
— Разве вы не согласны, миссис Хант, что ваш второй сын, Тео, временами демонстрирует тот же стиль поведения? Или так себя ведут все подростки?
— Я бы не сказала…
— Разве от этого Тео становится невменяемым?
(Уже 16.32. Уже 16.32. Уже 16.32.)
— Можно нам уже уйти? Пожалуйста! — прошу я, но слова похожи на патоку, их не слышно; все движутся медленно, говорят невнятно, тогда я встаю, чтобы привлечь внимание.
— Мистер Бонд, следите за своим клиентом.
Я чувствую, как Оливер хватает меня за руку и рывком заставляет сесть.
Губы прокурора обнажают зубы в улыбке, но она не улыбается.
— Миссис Хант, это вы позвонили в полицию, когда в новостях увидели одеяло Джейкоба, не так ли?
— Да, — шепчет мама.
— Вы так поступили, потому что подумали, что ваш сын убил Джесс Огилви, верно?
Она качает головой (16.43) и молчит.
— Миссис Хант, вы решили, что ваш сын совершил убийство, не так ли? — говорит, словно рубит, прокурор.
«Миссис Хант
(16.35)
Отвечайте
(нет)
на вопрос».
Внезапно все в комнате замирает, словно воздух между взмахами птичьих крыльев. Я слышу, как в голове перематываются события.
«Следите за своим клиентом…»
«Ты похож на сумасшедшего…»
«Тяжелее всего слышать правду…»
Я смотрю маме прямо в глаза и чувствую, как ногти впиваются мне в мозг и желудок. Я вижу желудочки ее сердца, кровяные тельца ее крови, извилистые пути ее мыслей.
«Ох, Джейкоб, — слышу я в ответ. — Что ты наделал?»
Я знаю, что она сейчас скажет, и не могу позволить ей этого сделать.
Тут я вспоминаю слова прокурора: «Я не спрашиваю о чувствах Джейкоба. О них может знать только сам Джейкоб».
— Прекратите! — кричу я изо всех сил.
— Ваша честь, — говорит Оливер, — думаю, следует на сегодня сделать перерыв…
Я вскакиваю с места.
— Прекратите!
Мама встает с места для дачи показаний.
— Джейкоб, все в порядке…
— Ваша честь, свидетель не ответила на вопрос…
Я закрываю уши руками, потому что голоса слишком громкие, а слова отскакивают от стен и пола. Я встаю на стул, потом на стол, потом выпрыгиваю прямо перед судьей. И тут ко мне подбегает мама.
Но я не успеваю к ней прикоснуться. Я лежу на полу, пристав коленом прижимает меня к полу, судья и присяжные протискиваются вперед. И вдруг раздается спокойный и тихий голос. На меня больше никто не давит. И голос мне знаком.