Последнее правило - Страница 80

— До того как Джейкоба взяли под стражу, — спрашиваю я, — когда вы последний раз его видели?

— Три недели назад, во время обычного визита.

— Как Джейкоб себя чувствовал?

— Очень хорошо, очень, — заверяет Мурано. — Честно признаться, я не преминула заметить миссис Хант, что Джейкоб завел беседу первым, а не наоборот.

— А сегодня утром?

— Сегодня утром, когда я увидела Джейкоба, то пришла в ужас. Я не видела его в таком состоянии, с тех пор как ему исполнилось три года. Вы должны понять: в мозгу происходит некая химическая реакция, нечто сродни отравлению ртутью — как результат прививок…

Черт!

— …только благодаря упорному биомедицинскому лечению и стараниям Эммы Хант социально адаптировать сына, Джейкоб достиг того состояния, в котором находился до ареста. Знаете, кого действительно нужно бросать за решетку? Фармацевтические компании, разбогатевшие на вакцинах, вызвавших в девяностых годох волну аутизма…

— Протестую! — ору я.

— Мистер Бонд, — замечает судья, — вы не можете протестовать против слов вашего свидетеля.

Я улыбаюсь, но улыбка больше похожа на гримасу.

— Доктор Мурано, благодарю за ваши политические взгляды, но полагаю, что сейчас они не имеют отношения к делу.

— Еще как имеют! Я наблюдаю одну и ту же картину: милый, общительный ребенок внезапно ищет уединения, дистанцируется от раздражителей, перестает общаться с окружающими. Нам мало что известно о мозге аутиста, чтобы разобраться, почему эти дети к нам возвращаются и почему возвращаются не все. Но медицина понимает, что сильное травматическое переживание — как, например, арест — может привести к регрессу.

— У вас есть причины полагать, что Джейкоб будет представлять угрозу для себя и окружающих, если отпустить его на попечение матери?

— Никаких, — отвечает Мурано. — Он дотошно следует установленным правилам. Это одна из характерных особенностей синдрома Аспергера.

— Благодарю, доктор, — заканчиваю я.

Хелен Шарп постукивает карандашом по столу.

— Доктор Мурано, вы только что говорили о Джейкобе как о ребенке, я не ослышалась?

— Нет.

— На самом деле ему уже восемнадцать лет.

— Верно.

— По закону он взрослый человек, — говорит Хелен. — И способен отвечать за свои поступки, верно?

— Как известно, между юридической ответственностью и эмоциональной готовностью отвечать большая разница.

— У Джейкоба есть опекун? — интересуется Хелен.

— Нет, у него есть мать.

— Его мать подавала прошение назначить ее официальным опекуном сына?

— Нет, — отвечает психиатр.

— А вы подавали прошение назначить вас его официальным опекуном?

— Джейкобу исполнилось восемнадцать только месяц назад.

Прокурор встает.

— Вы упомянули, что для Джейкоба очень важно придерживаться заведенного распорядка?

— Жизненно важно, — подчеркивает психиатр. — Если он не знает, что его ожидает, приступа, подобного нынешнему, не избежать.

— Значит, Джейкобу необходимо заранее знать свое расписание, чтобы чувствовать себя защищенным?

— Именно.

— А если я сообщу вам, доктор, что в исправительном учреждении Джейкоб каждый день встает в одно и то же время, ест в одно и то же время, принимает душ в одно и то же время, ходит в библиотеку в одно и то же время и так далее. Разве это как-то расходится с тем, к чему привык Джейкоб?

— Но он привык не к этому. Это отклонение от его обычного распорядка, сродни незапланированной перемене, и я боюсь, что оно приведет к необратимым изменениям в психике Джейкоба.

Хелен как-то неприятно улыбается.

— Доктор Мурано, вы отдаете себе отчет в том, что Джейкоба обвиняют в убийстве первой степени? В убийстве наставницы по социальной адаптации?

— Отдаю, — отвечает психиатр. — И с трудом могу в это поверить.

— Вам известно, какие улики против Джейкоба имеются у полиции?

— Нет.

— Значит, ваше предположение о виновности или невиновности Джейкоба основывается исключительно на том, что вам о нем известно, а не на фактах?

Доктор Мурано удивленно приподнимает бровь.

— А вы строите свое предположение на фактах, даже не видя Джейкоба.

«Получи!» — с улыбкой думаю я.

— Больше вопросов не имею, — бормочет Хелен.

Судья Каттингс следит за тем, как доктор Мурано уходит со свидетельского места.

— У обвинения есть свидетели?

— Ваша честь, нам бы хотелось попросить отсрочку, учитывая, что слишком короткий срок…

— Если хотите подать ходатайство, мисс Шарп, отлично. Предположим, что вы его уже подали. Стороны, я готов выслушать доводы.

Я встаю.

— Ваша честь, я хочу просить признать подсудимого недееспособным, а после вынесения вердикта по этому вопросу суд может пересмотреть сумму залога. Но на данном этапе есть юноша, психическое состояние которого с каждой минутой ухудшается. Прошу суд наложить ограничения на него, на его мать, на психиатра и даже на меня. Хотите, чтобы он каждый день являлся в суд и отмечался? Отлично, я буду его привозить. Джейкоб Хант обладает конституционным правом быть отпущенным под залог, но есть у него, Ваша честь, и права человека. Если продолжать держать его за решеткой, тюрьма его раздавит. Я прошу — нет, умоляю! — уважаемый суд назначить разумную сумму залога и отпустить моего клиента на свободу до слушания по вопросу дееспособности.

Хелен смотрит на меня и закатывает глаза.

— Ваша честь, Джейкоб Хант обвиняется в убийстве первой степени. В убийстве молодой женщины, которую он знал и которая, по-видимому, ему нравилась. Она была его учителем, они вместе проводили досуг, и факты по этому делу — если не вдаваться в подробности — включают в себя и изобличающие показания, которые дал подсудимый в полиции, и улики, связывающие его с местом преступления. Обвинение уверено, что у него имеются очень веские улики. Ваша честь, раз обвиняемый столь прискорбно ведет себя еще до решения вопроса об освобождения под залог, то представьте, сколько изобретательности он проявит, чтобы избежать правосудия, если вы позволите ему выйти из тюрьмы. Родители несчастной и так сломлены потерей дочери, но они будут просто в ужасе, если освободить этого юношу, который даже в камере ведет себя агрессивно и не понимает разницы между «хорошо» и «плохо». Обвинение выступает против того, чтобы выпустить подсудимого под залог до слушания вопроса о его дееспособности.