— Здравствуй, Мими, — улыбаюсь я. — Как дела?
Она переводит взгляд с меня на школьного психолога, ее губы крепко сжаты. Потом она со страдальческим выражением на лице опускается на диван.
— Клянусь, я понятия не имела о водке, пока не пришла к Эме.
— Да? Очень интересно… Но сегодня я хотел бы поговорить не об этом.
— Не об этом? — шепчет Мими. — Черт!
— Я хотел спросить тебя о Джейкобе Ханте.
Ее лицо становится пунцовым.
— Я с ним едва знакома.
— В прошлом году именно из-за тебя его отстранили от занятий, верно?
— Это была просто шутка, — закатывает она глаза. — Откуда мне было знать, что он даже шуток не понимает?
— Что произошло?
Она вжимается в диван.
— Он постоянно околачивался поблизости. От него бросало в дрожь, понимаете? Я, например, болтала с подружками, а он стоял развесив уши. А потом я получила сорок баллов по математике, потому что мистер Лаблан — настоящее ничтожество. Я разозлилась и попросилась выйти в туалет. Но туда я не пошла, а завернула за угол и расплакалась, потому что если я опять завалю математику, то родители отберут у меня телефон и заблокируют мой аккаунт в социальной сети «Фейсбук». Ко мне подошел Джейкоб. Думаю, он вышел из класса на свой дебильный перерыв, а теперь шел назад. Он молча смотрел на меня, и я велела ему убираться. Но он сказал, что останется со мной, потому что так поступают настоящие друзья. А я сказала, что если он на самом деле хочет быть моим другом, то пусть идет в класс математики и скажет мистеру Лаблану, чтобы тот поимел себя в зад. — Мими помолчала. — Джейкоб и пошел.
Я бросаю взгляд на школьного психолога.
— И поэтому его отстранили?
— Нет. Его оставили после уроков.
— А потом? — интересуюсь я.
Мими отводит взгляд.
— На следующий день мы с подружками сидели в столовой, когда появился Джейкоб. По-видимому, я не обратила на него внимания. Я ведь не нарочно подложила ему подлянку. А он как с цепи сорвался и погнался за мной.
— Он ударил тебя?
Она качает головой.
— Он схватил меня и толкнул к шкафчику. Он бы убил меня, понимаете, если бы его не остановил учитель.
— Можешь показать, как он тебя схватил?
Мими смотрит на миссис Гренвилл, та кивает в знак поддержки. Мы оба встаем, Мими делает шаг вперед, потом еще, пока я не оказываюсь прижатым к стене. Ей приходится тянуться вверх, потому что я выше, а потом она правой рукой нерешительно хватает меня за горло.
— Вот так, — говорит она. — Синяки не сходили целую неделю.
Ну да, такие же синяки были обнаружены во время вскрытия на теле Джесс Огилви.
Словно чтобы еще раз напомнить, что после визита Оливера Бонда моя жизнь никогда уже не будет прежней, позвонила мой редактор.
— Я надеялась, что ты сегодня заглянешь, — сказала Таня. — Нужно кое-что обсудить.
— Я не могу.
— А завтра утром?
— Таня, — говорю я, — Джейкоб под домашним арестом. Мне нельзя выходить из дома.
— Именно поэтому я и хотела встретиться… Мы решили, что будет лучше для всех, если ты возьмешь отпуск.
— Лучше для всех? — повторяю я. — Каким образом потеря работы — лучший выход для меня?
— На время, Эмма. Пока… все не закончится. Ты, конечно же, понимаешь… — объясняет Таня. — Мы не можем печатать советы, которые дает…
— Человек, сына которого обвиняют в убийстве? — заканчиваю я за нее. — Я же пишу под вымышленным именем. Никто не знает обо мне, и уж точно никто не знает о Джейкобе.
— Думаешь, это надолго? Мы занимаемся новостями. Кто-нибудь разнюхает правду, и тогда уже мы будем выглядеть полными идиотами.
— Мы никоим образом, — горячо заверяю я, — не хотим выставить вас идиотами!
— Мы тебя не увольняем. Боб согласился перевести тебя на полставки, если ты будешь редактировать воскресный выпуск.
— В этом месте я должна пасть ниц в знак благодарности? — интересуюсь я.
Мгновение она молчит.
— За что купила, за то и продаю, — говорит Таня. — Ты меньше всего заслуживаешь этого. Ты и так уже тащишь непосильный крест.
— Джейкоб — не непосильный крест. Он мой сын. — Моя рука, сжимающая трубку, дрожит. — Редактируйте сами свой чертов воскресный выпуск! — заявляю я и вешаю трубку.
По щеке катится одинокая слезинка, когда я осознаю чудовищность своего поступка. Я мать-одиночка, я и так едва свожу концы с концами, сейчас мне запрещено покидать дом — как мне жить без работы? Я могла бы позвонить своему бывшему начальнику из издательства и молить о работе на дому, но прошло уже двадцать лет с тех пор, как я там работала. Мы могли бы как-то перебиться на наши сбережения, пока все не закончится.
Но когда это закончится?
Признаю, я воспринимала наше законодательство как должное. Считала, что невинного оправдают, а виновный получит по заслугам. Но оказывается, что все не так просто. Нельзя просто заявить «Я невиновен», если ты ни в чем не виноват. Как сказал Оливер Бонд, присяжных необходимо убеждать. А слабое место Джейкоба — общение с незнакомыми людьми.
Я постоянно жду, что вот-вот проснусь. Что мне скажут: вас снимает скрытая камера, а все происходящее — просто шутка. Разумеется, Джейкоб может быть свободен, разумеется, произошла чудовищная ошибка. Но никто не выскакивает «из-за кустов», и каждое утро я просыпаюсь, а ничего не меняется.
Хуже всего, если Джейкобу опять придется отправиться в тюрьму, — там его не понимают. С другой стороны, если его положат в клинику, рядом будут врачи. Оливер сказал, что его будут принудительно лечить, пока судья не удостоверится, что он не представляет угрозы для окружающих. Значит, у него есть шанс, хоть и крошечный, когда-нибудь оттуда выйти.