Последнее правило - Страница 94

Она растягивает губы, и я понимаю: это подобие улыбки.

— Молодец.

— Я тебе нужен? — спрашиваю я.

— Нужен. Поверни время вспять.

— Я говорил о том, что в магазин надо идти, — объясняю я. — Похоже, у нас есть нечего.

Это правда, и она это знает. Ей нельзя выходить из дому, пока Джейкоб под арестом, а значит, мы обречены на мучительную голодную смерть, если не вмешаюсь я.

— Тебе нельзя за руль, — говорит она.

— Поеду на скейте.

Она удивленно приподнимает бровь.

— Тео, с продуктами на скейте не поездишь.

— Почему? Я возьму зеленые сумки, переброшу их через плечо. К тому же не буду покупать ничего тяжелого.

Ее не нужно долго убеждать, но тут мы сталкиваемся с очередной неприятностью: у мамы в кошельке только десять долларов, а я не смогу правдоподобно изобразить из себя Эмму Хант, если буду расплачиваться кредитной карточкой.

— Эй, Джейкоб! — окликаю я. — Займи немного денег.

Он не отрывает взгляда от учебника по истории.

— Я похож на банк?

— Ты шутишь?

Мой брат, я готов поклясться, не потратил ни гроша из тех денег, что ему дарили на дни рождения, Рождество и другие праздники. Я лишь однажды видел, как он что-то покупал: пачку жевательной резинки за тридцать пять центов.

— Не нужно, — шепчет мама. — Не зли его. — Она шарит в кошельке и достает карточку для банкомата. — Остановишься у банка возле торгового центра и снимешь деньги. Мой код — сорок пять пятьдесят.

— Серьезно? — радуюсь я. — Ты только что назвала свой код?

— Да, и не заставляй меня сожалеть о сделанном.

Я хватаю карточку и направляюсь из кухни.

— Похоже, это пароль и для входа в твой компьютер?

— Соевое молоко, — перечисляет она, — хлеб без глютена, несоленая ветчина. И еще что-нибудь, что сам захочешь.

Я принимаю волевое решение не брать скейт, а пойти в банк пешком. Он от нас всего в трех с небольшим километрах. Я иду, втянув голову в плечи, и уверяю себя, что это из-за ветра, но на самом деле я не хочу наткнуться на знакомых. Я миную двух лыжников, пересекающих поле для гольфа, и пару бегунов. Когда я добираюсь до банка, то понимаю, что он закрыт, а я не знаю, как попасть в небольшой холл, где расположен банкомат. Вместо этого я обхожу здание с тыльной стороны, иду туда, где обслуживают клиентов на автомобилях, и становлюсь в очередь за «хондой».

«ВВЕДИТЕ СУММУ» — вспыхивает на экране. Я ввожу «$200», а потом, поколебавшись, отменяю операцию. Вместо снятия денег со счета проверяю баланс.

Неужели у нас на счету всего три тысячи триста пятьдесят шесть долларов? Я пытаюсь вспомнить, есть у мамы счета в других банках или только в этом. И есть ли в доме сейф, где она хранит сбережения?

Мне известно, что в местной гостинице принимают на работу пятнадцатилетних парней — убирать в ресторане посуду. И я почти уверен, что если добраться до Берлингтона, то можно было бы устроиться работать в «Макдоналдс». Ясно как день — если кому-то и нужно искать работу, так это мне, потому что маме пока нельзя выходить из дома, а Джейкоб уже доказал свою патологическую неспособность удержаться на работе.

Он трижды устраивался на работу. Сначала в зоомагазин — в то время, когда увлекался собаками. Его уволили за то, что он сказал директрисе: глупо хранить собачий корм в глубине магазина, потому что мешки с кормом очень тяжелые. Второй раз он устроился упаковщиком в продовольственную фирму, где кассиры постоянно велели ему «внимательно СМОТРЕТЬ, как сложены утки», когда тушки сходят с конвейерной ленты, а потом злились, что он стоит и ничего не делает. Хотя на самом деле Джейкоб просто не понимал смысла этих распоряжений. Третий раз он устроился летом торговать на лотке в закусочной у городского бассейна. Думаю, около часа все шло отлично, но когда пришло время обеда и к нему подбежали шестеро орущих детей, требующих коктейли, хот-доги и начо, — все и сразу, он снял фартук и просто ушел.

Сзади подъехала машина, и я тут же почувствовал себя идиотом. Стал переминаться с ноги на ногу и нажал кнопку «Снять со счета», а потом ввел сумму в двести долларов. Когда из прорези банкомата появляются наличные, я хватаю деньги и запихиваю в карман. И тут слышу, как меня окликают по имени.

— Тео? Тео Хант, это ты?

Я чувствую себя виноватым, как будто меня застукали за чем-то противозаконным. Но это не так. Разве противозаконно подходить к банкомату с той стороны, где обслуживаются клиенты на автомобилях? Противозаконно?

Дверца стоящей за моей спиной машины открывается, и выходит учитель биологии, мистер Дженнисон.

— Как дела? — спрашивает он.

Я вспоминаю, как однажды мама пристала к Джейкобу, когда он отказался поддерживать светскую беседу на свадьбе троюродной сестры. Он ответил, что спросил бы у тетушки Мари, как у нее дела, если бы ему было по-настоящему интересно… но ему не интересно, а если он станет разыгрывать интерес, то окажется отъявленным лжецом.

Временами мир Джейкоба кажется мне намного более разумным, чем тот, в котором живет большинство из нас. Зачем спрашивать у человека, как дела, когда ты плевать хотел на ответ? Разве мистер Дженнисон задает этот вопрос, потому что беспокоится обо мне, а не просто затем, чтобы сотрясать воздух?

— У меня все в порядке, — отвечаю я по старой привычке, от которой тяжело избавиться. Если бы я был таким, как Джейкоб, то ответил бы прямо: «Я не могу спать по ночам. И иногда, когда бегу слишком быстро, задыхаюсь». Но в действительности человек, задавший этот вопрос, не хочет слышать правду. Он ожидает стандартного ответа, чтобы сразу вернуться к своим делам.